Преп. Иоанн Дамаскин и Седьмой Вселенский Собор

      Когда я однажды отошел к пречистому образу Рождшей Тебя, Ты Сам, прежде чем я встал, стал видим внутри моего жалкого сердца, соделав его светом. И тогда я узнал, что я имею Тебя в себе познавательно.

  Прп. Симеон Новый Богослов.

Св. Иоанн Дамаскин - яркая личность своей эпохи. Он известен как своей апологетической деятельностью, так и гимнографической. Составленные им богослужебные песни, каноны, песнопения на погребении содержат всю глубину правых догматов Церкви. Священномученик Иларион Троицкий, возмущенный засилием схоластики в отечественном богословии, восхищался церковными песнопениями, как неповрежденным источником истинно православного богословия: "В богослужении мы слышим чистый и неиспорченный отголосок богословия святоотеческого, древне-церковного… Я радуюсь как сын Церкви и как богослов, потому что каждую почти минуту в богослужении слышу те самые чистые и высокие понятия об истинах христианской жизни, которые пленили меня в богословии святоотеческом"[1].

"Следуя святым отцам…" - с такого или подобного выражения в древней Церкви начинали формулировать вероучительное утверждение. Седьмой Вселенский Собор начинает свое определение о святых иконах несколько более сложно: "Следуя богодухновенному учению святых отцов и преданию Кафолической Церкви…". По слову прот. Георгия Флоровского "учение отцов - вот надежная точка опоры, вот единственно верное основание"[2]. Однако, Церковь верна и проповеди апостольской, и догматам отцов. Здесь мы можем процитировать прекрасное древнее песнопение: "Апостол проповедание и отец догматы Церкве едину веру запечатлеша, яже и ризу носящи истины, истканну от еже свыше богословия, исправляет и славит благочестия великое таинство"[3]. Церковь есть Церковь апостольская. Но еще она в самом глубоком смысле есть Церковь отцов. Эти два определения неотделимы друг от друга[4].

Иоанн Дамаскин - это сперва градоначальник Дамаска и первый министр халифа. Носил наследственное прозвище Мансура (что значит "победительный"). Год его рождения точно не определим, вероятно конец VII века.  Был воспитан и обучен неким иноком Косьмой Калабрийцем[5], которого Сергий[6] (отец Иоанна Дамаскина) увидел на невольничьем рынке, узнал о его учености, купил и даровал ему свободу. Образование и воспитание Иоанна, поэтому, было не просто в духе христианства, но и монашеского аскетизма. Иоанн защищал православную веру не только от иконоборчества. Известно, что еще при халифе Валиде (706-716) он уже писал апологию чистой веры в Иисуса против яковитов[7]. И при иконоборчестве, после его оклеветания, наказания и чудесного исцеления он "возжелал лучше страдать с людьми Божиими, нежели наслаждаться временною сладостью почестей"[8] - и оставив государственную службу уходит в Лавру преп. Саввы Освященного. Иерусалимский Патриарх Иоанн вызвал Иоанна в Иерусалим и посвятил в сан пресвитера с тем, чтобы он был проповедником при Иерусалимской Церкви. Но патриарх скоро скончался (735) и Иоанн возвратился в свою келью и в ней продолжал ученые труды[9]. Он свободно писал теперь обличения ересям и заблуждениям того времени; в 749 он писал обличение против Анастасия - настоятеля обители св. Евфимия и устно (обличал) убеждал его оставить заблуждение Фуллона. При приемнике императора Льва Исавра Константине Копрониме, который еще с большей яростью чем отец стал бороться с иконопочитанием, Иоанн явился в Константинополь, обличал императора, называл преданных ему епископов низкими человекоугодниками. Копроним на Соборе в 755 г. сам с церковного амвона произнес анафему Иоанну. Иоанн  в последствии, в 770, отвечал  двумя сильными обличениями иконоборцам и Копрониму. Дамаскин за свое исповедание был заключаем в темницы и наконец скончался в добром исповедании, погребенный учеником своим. Это было на 104 году его жизни, вероятно в 777 году[10]. Вселенский же VII собор состоялся на 10 лет позже в 787 году. Несомненно влияние прп. Иоанна Дамаскина на его постановления, хоть мы и не встречаем в его деяниях (протоколах) прямых ссылок на него.

Иоанн Дамаскин на VII Вселенском Соборе не присутствовал. Однако он посылал свои послания в защиту святых икон. Как известно, он был подданным другого государства - Сирии. Преподобный отец занимал высокое положение при дворе халифа, он и его фамилия вообще, пользовались расположением халифов. Замечательно то, что в мусульманском государстве, отрицавшем всякие изображения категорически, высокопоставленный чиновник пишет апологии икон в другое православное государство, верхушка которого "с высоты трона и иерархии"[11] посягнула на их воинствующее отрицание. В самих актах, деяниях Седьмого Вселенского Собора Иоанн Дамаскин не упоминается. Существует только возглашение ему вечной памяти наряду с патриархом Германом в заключение соборного определения. После объявления анафем еретикам, многолетствования императоров собор провозгласил: "Вечная память Герману (Константинопольскому), Иоанну (Дамаскину), Георгию (Кипрскому) - этим героям истины!"[12]. Эти трое были анафематствованы иконоборческим собором 754 г.

            Принято считать, что защита икон преп. Феодором Студитом, а ранее и Иоанном Дамаскиным, основана на принципах неоплатонизма. Сама концепция "первообраза" и "образа" (как отражения на более низком уровне) - чисто платоническая[13]. Однако следует пояснить, что существует все-таки некоторое отличие от платонизма. Иконопочитатели говорят не только об образах "вечных" и "небесных" реальностей. Они говорят именно об образах реальности земной, образах исторических личностей, живших на земле и во времени[14]. Однако, в самом неоплатонизме заложен и мощный иконоборческий заряд. Порфирий в своей "Жизни Плотина" пишет, что Плотин, казалось "стыдился быть в теле". Он не пускал к себе ни ваятеля, ни живописца. К чему создавать вечный образ этого тленного облика? Достаточно и того, что приходится носить его теперь[15].  Ориген в этом вопросе не далеко отстоит от Плотина[16].

Изображать Божество - дело крайнего безумия и нечестия. -пишет прп. Иоанн Дамаскин в своем слове об иконах[17], - Так же божественное Писание порицает тех, которые поклоняются вырезанным на металле или камне предметам и т.п. (хотя даже в Ветхом Завете эти заповеди запрещения почитания и поклонения предметам не абсолютны и “нарушаются” Самим Богом неоднократно). Эти положения ни в коем случае не потеряли своей силы и являются основными в православном понимании иконы. Церковь никогда не отменяла Божие осуждение идолопоклонства.  Как и писали в свое время восточные патриархи: «Мы предаем анафеме тех, которые или святому, или иконе, или Кресту, или мощам святых, или священным сосудам, или Евангелию, или чему бы то ни было другому на небе, на земле, или в море воздают такую честь, какая прилична только Единому в Троице Богу. Равно анафематствуем и тех, которые поклонение иконам называют идолослужением и потому не поклоняются им, не чтут Креста или святых, как заповедала Церковь».[18]

До тех пор, пока вопрос о почитании икон не был теснейшим образом связан с вопросом о воплощении Бога во Христе – Церковь допускала разное отношение к иконам. Она не запрещала использовать образ для проповеди и для молитвы тем, кто так получал духовную пользу, и она же не понуждала к этому тех христиан, которые боялись, что языческие предрассудки в народе еще слишком сильны, чтобы можно было безопасно предлагать художественные изображения священных событий. До VIII века мы не видим, чтобы употребление икон было повсеместным и обязательным. Но и сказать, что иконопочитание появляется лишь после VII Вселенского Собора, тоже неверно.

Также, дошли до нас письменные свидетельства употребления икон в древности[19].

В предиконоборческое время отношение к образу самих верующих, которое часто не было на должной высоте, давало людям отрицательно настроенным к иконопочитанию, серьезное против него оружие.

Иконоборчество существовало задолго до того, как государственная власть открыто встала на его сторону. Оно продолжало существовать и после того, как власть уже не только отказалась от него, но заняла по отношению к нему враждебную позицию.

В православном мире открытое иконоборчество началось по инициативе государственной власти. В 726 г. император Лев III Исавр, под влиянием настроенных иконоборчески епископов Малой Азии, которые перед тем побывали в столице, открыто выступил против почитания святых икон. По мнению же других ученых – это было в 730 г., а четыре предыдущих года прошли в попытках императора склонить к иконоборчеству Патриарха, св. Германа, и Римского папу св. Григория II. Как бы то ни было, св. Герман (715-730) категорически отказался подписать императорский указ. Он заявил императору, что не потерпит никакого изменения в вероучении без Вселенского Собора. Поэтому Патриарху пришлось претерпеть всевозможные унижения, он был низложен, сослан и заменен иконоборцем Анастасием (730-753). Поэтому указ, изданный в 730 г., был подписан уже не только императором, но и Патриархом. После этого указа иконы начали уничтожаться повсюду, так как указ уже исходил не только от светской, но и церковной власти.

Выступление против иконопочитания было по существу грубым вмешательством государственной власти во внутренние дела Церкви, в ее богослужебную и вероучительную жизнь, насилие над ней. Лично Лев Исавр был человеком деспотичным и грубым. Для иконоборцев власть государства над Церковью, цезарепапизм, была принципом нормальной жизни: «Я царь и первосвященник», - писал Лев Исавр Римскому папе, св. Григорию II[20]. В ответ на эту установку св. Иоанн Дамаскин, в своем втором Слове в защиту святых икон, высказывает позицию Православной Церкви: «Это, братие, разбойническое нападение… Мы покорны тебе, царь, в делах, касающихся жизни, в делах века сего, в податях, пошлинах и т.д., в том, в чем вверено тебе управление нашими земными делами; в церковном же устройстве мы имеем пастырей, глаголавших нам слово и установивших законное положение»[21].

Исповедники православия сразу стали на четкую и бескомпромиссную позицию. Так, священномученик св. Патриарх Герман написал епископам-иконоборцам три догматических послания еще до открытого выступления Льва Исавра. Он предпочел унижение и ссылку ереси. Сразу после императорского указа преподобный Иоанн Дамаскин написал свое первое Слово в защиту святых икон. Слово это, так же как и два других, за ним последовавшие, представляет собою не только ответ на теоретическую установку иконоборчества, но очень полное и систематическое богословское изложение православного учения об образе, - чем позднее уже пользовались св. отцы Седьмого Вселенского Собора.

Вначале позиции иконоборцев были крайне примитивными: они упрекали православных приблизительно в том же, в чем их упрекают в настоящее время некоторые протестанты: исходя из ветхозаветного запрета образа, они обвиняли их в идолопоклонстве камням, доскам, стенам и т.д. Однако вскоре в иконоборчестве наметилось два основных течения.

Сторонники первого требовали полного уничтожения священных изображений; второго - более терпимые, допускали изображения в Церкви, но не были согласны в том, каково должно быть отношение верующих к этим изображениям. Одни считали, что почитать иконы нельзя совсем, другие признавали икону Спасителя, но отрицали иконы Богоматери и святых, третьи утверждали, что Спасителя можно изображать только до Его воскресения, после же него Он не изобразим.[22]

Также уже более позднее "усовершенствованное" иконоборческое богословие задавало непростой вопрос: что именно изображает иконописец?  Божественную природу Христа? – Но она невидима и непознаваема и изображающий ее исповедует тем самым ересь аномеев. Или иконописец рисует человеческую природу Христа? – Но тем самым он изобличает себя в качестве несторианина, разделяющего человеческую конкретность Иисуса от Божественности Сына Божия. Или иконописец претендует изобразить и  то и другое вместе? – Но тогда мы получаем смешение двух природ, то есть вариант ереси Аполлинария.[23]

Православный ответ (данный уже после Иоанна Дамаскина – преподобным Феодором Студитом), заключался в указании на личность Христа как место соединения двух природ. Изображая Спасителя, мы не изображаем ни Его божественной, ни человеческой природы, а Его Личность, в которой обе эти природы непостижимо сочетаются.[24]

Иоанн Дамаскин же писал: «Всякая икона есть изображение, представление вещи сокровенной. … Следовательно, они делаются для нашей пользы и блага, для нашего спасения, для того, чтобы мы из предметов начертанных и видимо представленных познали сокровенное, чтобы возлюбили добродетель и шли вслед ее, а противной ей, т.е. порок, возненавидели и отвращались от него»[25]. На этом примере мы можем даже видеть истинную задачу богословия как токового: его смысл есть не отвлеченные положения и понятия, а сама деятельная жизнь, добродетель, и в своей кульминации - спасение. Т.е. предназначение богословия практическое, и имеет своей целью спасение человека. Поэтому всегда догматические споры были так важны для Церкви, как относящиеся к самому существу спасения.

Дамаскин буквально «разжевывает» нам смысл и значение образа. Он раскладывает понятие образа на шесть видов, и каждый подробно объясняет. Здесь не может не удивить вся глубина разумения и богатство познания прп. Иоанна. Итак, вкратце о родах икон:

1. Кто первый стал делать иконы? Первым же иконописцем был сам Бог. Его Сын – “образ ипостаси Его» (Евр. 1, 3). Сам Бог первый родил Единородного Сына и Слово Свое, живой Свой образ, естественное и ничем неотличное выражение Своей вечности: Он же сотворил и человека  по образу Своему и по подобию (Быт. 1, 26). И Адам видел Бога, и слышал глас Его, ходящего по полудни; и скрылся посреди рая (Быт. 3, 8). Так же и Иаков видел Бога, и боролся с Ним (Быт. 32, 24-25). Очевидно, что Бог явился ему в виде человека: Моисей видел задняя Его (Исх. 33,23), так как бы человека; подобно и все пророки… Никто не видел естества Божеского, но одно подобие и образ Того, Который имел явиться на земле. И так первый по естеству и совершенно сходный образ невидимого Бога Отца есть Сын, являющий Отца в самом себе.

2. Дамаскин ссылается на Дионисия, который называет этот род икон предопределением. Ибо в совете Его начертан образ всем вещам, которым предопределено быть, и которые непременно будут, еще до бытия их. Т.е. имеется ввиду то, что перед самым творением как бы  «предшествует» идея его, которая и есть его образ.

3. Третий род икон находим в созданном по образу Божию, т.е. в человеке.

Бог же создал человека как свой образ в мире (образ - eikon, в греческом переводе – как икону). Тайну иконы раскрывает такой литургический обряд, как каждение: в храме священник при каждении кланяется и кадит и людям, и иконам. Это два вида образов.[26]

4. Четвертый род икон составляют книги Священного Писания, которые представляют образы, виды, черты вещей невидимых и бестелесных, изображая их телесно, дабы мы, хотя несовершенно, могли понять Бога и Ангелов; ибо без образов, к нашему понятию приспособленных, мы не можем созерцать вещей бестелесных, как говорит обильный ведения Божественного Дионисий Ареопагит. И Григорий Богослов говорит, что сколько бы ум ни старался выйти из круга телесности, никак не может; невидимая Божия от создания мира твореньми помышляема видима суть (Рим. 1, 20). “ Поклоняемся,  почитая книги, благодаря которым слушаем слово Его”[27].

5. Иконами пятого рода называются те, которые служат прообразованием и предначертанием будущего, как, например: купина (Исх. 3, 2) и роса, падшая на руно (Суд. 6,40), прообразовали Деву и Богородицу, и др. Также, Ветхий Завет есть икона Нового Завета – “образ настоящего времени” (Евр. 9, 9), “тень будущих благ” (10, 1). События Священной истории иконичны.

6. Шестой род икон составляют изображения в нашем обыденном понятии, сами священные изображения, а так же делаемые для памяти - изображение какого-либо чуда или добродетели; или изображение порока к бесславию и посрамлению людей порочных, для наставления.

Угодно ли Богу поклонение Ему через Его образы? По Дамаскину – «Авраам видел не естество Бога, но образ Бога, и, падши, поклонился»[28]. Бог принял это поклонение и вступил в Завет с Авраамом. Значит, – Бог может принимать поклонение, совершаемое через Его образы[29]. Честь, оказываемая образу, восходит к первообразу. Но если это почитание будет только внешним? Иначе как нужно почитать образ? Святой Иоанн Кронштадский понимал это так: «Целованию уст соответствует целование души; и мы, лобызая святыню, должны лобызать устами, душею и сердцем»[30].

Прп. Иоанн Дамаскин уподобляет “припоминание”, которое происходит при взгляде на икону, чувству влюбленного: “Я часто видел любящих, которые, видя платье любимого, приветствовали платье как самого любимого”[31]. Очень глубоко и кратко ответил иконоборцам  прп. Феодор Студит: «То, что человек сотворен по образу и подобию Божию, показывает, что устройство изображений есть в некотором роде дело Божественное».[32] Как и определил Седьмой Собор об иконе: есть поклонение как всецелое служение – и оно только Богу, и есть поклонение как почитание, как воздание чести – и оно возможно по отношению к образу.

Воплощение не только Бога сделало видимым, но и людей – боговидцами.

Церковь несет в мир образ Христа, образ обновленного через воплощение человека и мира, образ спасительный; мир же в свою очередь пытается внести в Церковь свой, мирской, образ, образ мира падшего, греховного, растленного и разлагающегося. И правда, гораздо легче изобразить Бога по образу и подобию падшего человека, чем сделать обратное: передать в изображении образ и подобие Божие в человеке[33]. Наглядно мы это можем видеть в католическом искусстве. 

Если христианское искусство является действительно христианским – оно не может не быть необычным. Совершенно справедливо отметил Л. Успенский, что “если бы, изображая человеческий облик воплощенного Слова, икона показывала бы нам одну лишь историческую реальность, как это делает, например фотография, то это значило бы, что Церковь видит Христа глазами неверующей толпы, которая Его окружала”[34].

"Западный человек искал развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков, - писал религиозный философ И. В. Киреевский. - Русский человек стремился внутренним возвышением над внешними потребностями избегнуть тяжести внешних нужд".[35]

В православном понимании икона есть окно в Горний мир, через икону надмирная святость являет себя земному миру. Краски православной религиозной живописи суть отблески Фаворского света в доступных земному зрению формах. Этот свет доступен каждому в чувственных ощущениях - при восприятии святых икон, средневековых росписей древних русских храмов. В этом-то смысле нужно понимать слова о. Павла Флоренского об иконе Троицы преп. Андрея Рублева: " Из всех философских доказательств бытия Божия наиболее убедительным звучит именно то, о котором даже не упоминается в учебниках; примерно оно может быть построено умозаключением: " Есть Троица Рублева, следовательно, есть Бог "[36]

По мнению прот. Георгия Флоровского Дамаскин не исчерпывает полностью в своих словах вопрос о писании и почитании икон. Не все у него ясно вполне. Но позднейшие писатели шли именно за ним. И основные начала учения об иконах выражены были уже Дамаскиным: иконы возможны только по силе Воплощения, и иконописание неразрывно связано с тем обновлением и обожением человеческого естества, которое совершилось во Христе; отсюда и такая тесная связь иконопочитания и почитания святых, особенно в их священных и нетленных останках. Иначе сказать, учение об иконах имеет христологическое основание и смысл. Так было до Дамаскина, так рассуждали и его приемники…[37]

БИБЛИОГРАФИЯ

Список использованной литературы

1.      Библия, Библейские общества, –М., 1995.

2.      Свт. Петр (Могила) «Православное исповедание кафолической и апостольской Церкви Восточной». –М.,  1996.

3.      Священномученик Иларион Троицкий. Без Церкви нет спасения. Сретенский монастырь, изд. "Знамение", -М.-СПб, 1999.

4.      Прп. Иоанн Дамаскин «Точное изложение Православной веры», Москва, 1992.

5.      Св. прав. Иоанн Кронштадский. Моя жизнь во Христе. –СПб., 1991.

6.      Архиеп. Филарет (Гумилевский).  Историческое учение об отцах Церкви. "Паломник", -М.,1996.

7.      Прот. Георгий Флоровский. Предисловие // Преп. Иоанн Дамаскин. Диалектика. "Ecclessia press", -М., 1999.

8.      Прот. Георгий Флоровский. Догмат и история. Изд. Свято-Владимирского братства, -М., 1998.

9.      Диакон Андрей Кураев. Традиция. Догмат. Обряд. –М., Клин, 1995.

10. Диакон Андрей Кураев. Протестантам о православии. -М., 1996

11. А.В. Карташев. Вселенские Соборы. "Республика", -М., 1994

12. Успенский Л. А. Богословие иконы православной Церкви. Издательство Западно-Европейского Экзархата, Московский Патриархат. 1996.

13. Дунаев Михаил Михайлович. Своеобразие русской иконописи. Очерки по русской культуре XII - XVII вв. -М.: Издательство "Гончаръ", 1995.

14. Закон Божий. Сретенский монастырь. «Новая книга». «Ковчег». –М.,  1998